Печать
Просмотров: 5160

Когда мне привалило счастье, и я поступила в Академию Художеств, начались новые заботы. Мне негде было жить, ведь в Ригу я приехала из далекой Нереты. 
Моя тогда сердечная подруга Гайда выхлопотала для меня угол у учительницы Лиепини. От меня вместо платы требовалось самое малое: каждый день до блеска отполировать несколько дощечек паркета в комнате, где я буду ночевать. Мне, конечно, не трудно будет по утрам сбегать в молочную за парой литров молока в разлив, после добежать до ближайшей аптеки и принести в стеклянной банке свежих пиявок для здоровья хозяйки, и, может быть, еще сделать какое-нибудь одолжение.

Я пришла на новое место. Меня встретила крупная пожилая дама в очках. Просверлив меня серым взглядом, она, видимо, осталась довольна моей внешностью, и показала мой будущий матрасик на деревянных ножках. Комната, в которой мне предстояло жить и скрести паркет, была обширная. Кто-то до меня тут уже поработал, несколько дощечек паркета блестели, как солома, мне примером.

Я начала жить по-новому.

Учеба у нас начиналась рано, в восемь. Чтобы не опоздать на лекции Ратниека по марксизму, я выбежала из дому еще раньше. Первая точка моего бега – молочная. Оказалось, там уже ждала очередь. Высунув язык, я помчалась домой, чуть не разлив молоко из кувшина. След мой еще не простыл на лестнице, как я уже продолжила свой марафон: в аптеку, за пиявками! В жизни мне не приходилось с ними иметь дело; в детстве мы их всегда страшились, когда, играя в воде босиком, иной раз эти скользкие и омерзительные лепестки невесомости шмыгали около нас. Теперь они сокращались у меня в банке, их было много, и я от отвращения не чувствовала стеклянную перегородку между нами. 

Я, конечно, на лекции опоздала. Это было только начало всех бед моих. 

Эта добрая учительница решила меня хорошо одеть. Переодевшись в ее юбку и пальто, я, смущенная, пришла на курс. Коллега Краст, смерив меня веселым взглядом, сразу захохотал: "Луце, что это ты вырядилась? Ха-ха-ха!!!" 

В субботу вечером меня ожидал еще один сюрприз: учительница встретила меня розовая, помолодевшая - она только что искупалась – и велела мне идти купаться.
Жалко, говорит, выливать воду, я столько хвойного экстракта туда влила, идите, искупайтесь! 

Я вспомнила пиявки, со слезами на глазах закрылась в ванной комнате; какой-то дощечкой плескала воду, пошумела, после выпустила густую зеленую жидкость из ванны, спаслась обманом. 

Стоило мне пожаловаться на плохой сон, и она тут же поила меня бромом. 

Каждый день после занятий я терла пол, а из соседней комнаты доносился скрип: там мужчина, массажист, делал учительнице массаж. 

Так, в будничных хлопотах, дожили мы до праздника. В Академии учились веселые люди – ожидался большой бал. Я сообщила учительнице, что тоже иду. Это был конец: мигом из ее гардероба прошлого столетия мне в пользование было доставлено: засохшие туфли на давно выбывших каблуках, еще какие-то непонятные вещи и украшения. Я должна была нарядиться для нашего бала в Академии Художеств! Я молча взяла все это, чтобы не обидеть добродетельницу, тихонечко завернула все в узелок, сказав, что оденусь на месте, и ушла. Золушка! Разве могла я это одеть, при моих друзьях?! 

Чаша испытаний была переполнена. После бала, я переночевала последний раз у учительницы, и с утра попрощалась. Она осталась – полная удивления и возмущения: мол, делаешь человеку добро, а он не оценивает, глупец.